Неточные совпадения
— Да о чем мы? — сказал он, ужаснувшись пред выражением ее отчаянья и опять перегнувшись к ней и
взяв ее
руку и целуя ее. —
За что? Разве я ищу развлечения вне дома? Разве я не избегаю общества
женщин?
— Ну, нет, — сказала графиня,
взяв ее
за руку, — я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых
женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно. А о сыне вашем, пожалуйста, не думайте; нельзя же никогда не разлучаться.
Катя выпила стакан разом, как пьют вино
женщины, то есть не отрываясь, в двадцать глотков,
взяла билетик, поцеловала у Свидригайлова
руку, которую тот весьма серьезно допустил поцеловать, и вышла из комнаты, а
за нею потащился и мальчишка с органом.
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал
руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту
за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и
взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
Четыре
женщины заключали шествие: толстая, с дряблым лицом монахини; молоденькая и стройная, на тонких ногах, и еще две шли,
взяв друг друга под
руку, одна — прихрамывала, качалась;
за ее спиной сонно переставлял тяжелые ноги курносый солдат, и синий клинок сабли почти касался ее уха.
— Да, сделайте милость, — продолжал переводчик, — насчет
женщин тоже… Один американец
взял нашу
женщину за руку; у нас так строго на этот счет, что муж, пожалуй, и разведется с нею. От этого они и бегают от чужих.
Несколько дней он был как-то кротко задумчив, и на лице его появлялось выражение тревоги всякий раз, когда мимо комнаты проходил Максим.
Женщины заметили это и просили Максима держаться подальше. Но однажды Петр сам попросил позвать его и оставить их вдвоем. Войдя в комнату, Максим
взял его
за руку и ласково погладил ее.
Обе
женщины разом вошли в детскую и
взяли гостью
за руки.
Студенты, смеясь и толкаясь, обступили Ярченко, схватили его под
руки, обхватили
за талию. Всех их одинаково тянуло к
женщинам, но ни у кого, кроме Лихонина, не хватало смелости
взять на себя почин. Но теперь все это сложное, неприятное и лицемерное дело счастливо свелось к простой, легкой шутке над старшим товарищем. Ярченко и упирался, и сердился, и смеялся, стараясь вырваться. Но в это время к возившимся студентам подошел рослый черноусый городовой, который уже давно глядел на них зорко и неприязненно.
Но Лихонин вдруг почувствовал колючую стыдливую неловкость и что-то враждебное против этой, вчера ему незнакомой
женщины, теперь — его случайной любовницы. «Начались прелести семейного очага», — подумал он невольно, однако поднялся со стула, подошел к Любке и,
взяв ее
за руку, притянул к себе и погладил по голове.
— Василий Нилыч, я удивляюсь вам, — сказал он,
взяв Назанского
за обе
руки и крепко сжимая их. — Вы — такой талантливый, чуткий, широкий человек, и вот… точно нарочно губите себя. О нет, нет, я не смею читать вам пошлой морали… Я сам… Но что, если бы вы встретили в своей жизни
женщину, которая сумела бы вас оценить и была бы вас достойна. Я часто об этом думаю!..
Вижу, вся
женщина в расстройстве и в исступлении ума: я ее
взял за руки и держу, а сам вглядываюсь и дивлюсь, как страшно она переменилась и где вся ее красота делась? тела даже на ней как нет, а только одни глаза среди темного лица как в ночи у волка горят и еще будто против прежнего вдвое больше стали, да недро разнесло, потому что тягость ее тогда к концу приходила, а личико в кулачок сжало, и по щекам черные космы трепятся.
Она
взяла его
за руку и — опять полилась нежная, пламенная речь, мольбы, слезы. Он ни взглядом, ни словом, ни движением не обнаружил сочувствия, — стоял точно деревянный, переминаясь с ноги на ногу. Его хладнокровие вывело ее из себя. Посыпались угрозы и упреки. Кто бы узнал в ней кроткую, слабонервную
женщину? Локоны у ней распустились, глаза горели лихорадочным блеском, щеки пылали, черты лица странно разложились. «Как она нехороша!» — думал Александр, глядя на нее с гримасой.
— Ах! Вы вздохнули! — передразнила его Марья Николаевна. — Вот что значит: взялся
за гуж — не говори, что не дюж. Но нет, нет… Вы — прелесть, вы хороший — а обещание я свое сдержу. Вот вам моя
рука, без перчатки, правая, деловая.
Возьмите ее — и верьте ее пожатию. Что я
за женщина, я не знаю; но человек я честный — и дела иметь со мною можно.
Вошла княгиня; та же маленькая, сухая
женщина с бегающими глазами и привычкой оглядываться на других, в то время как она говорила с вами. Она
взяла меня
за руку и подняла свою
руку к моим губам, чтобы я поцеловал ее, чего бы я иначе, не полагая этого необходимым, никак не сделал.
— Так отчего же, скажите, — возразил Бельтов, схватив ее
руку и крепко ее сжимая, — отчего же, измученный, с душою, переполненною желанием исповеди, обнаружения, с душою, полной любви к
женщине, я не имел силы прийти к ней и
взять ее
за руку, и смотреть в глаза, и говорить… и говорить… и склонить свою усталую голову на ее грудь… Отчего она не могла меня встретить теми словами, которые я видел на ее устах, но которые никогда их не переходили.
Ну, разумеется, попадья —
женщина престарелая — заплакала и подумала себе такую женскую мысль, что дай, мол, я ему докажу, что я это ему шью, а не дьякону, и
взяла красной бумаги и начала на тех исподних литеры веди метить, а он, отец Маркел, подкрался, да
за руку ее хап.
Илья, отуманенный, стоял и растерянно улыбался, но
женщина взяла его
за руку и повела
за собой, спокойно говоря...
— Месяц и двадцать три дня я
за ними ухаживал — н-на! Наконец — доношу: имею, мол, в
руках след подозрительных людей. Поехали. Кто таков? Русый, который котлету ел, говорит — не ваше дело. Жид назвался верно.
Взяли с ними ещё
женщину, — уже третий раз она попадается. Едем в разные другие места, собираем народ, как грибы, однако всё шваль, известная нам. Я было огорчился, но вдруг русый вчера назвал своё имя, — оказывается господин серьёзный, бежал из Сибири, — н-на! Получу на Новый год награду!
Глафира. Нет, для меня она ничего не сделает. У ней во всем расчет! Она ловкая
женщина, она сумеет выдать и
за богатого человека, но только с тем, чтобы
взять потом в свои
руки и пользоваться всем, чем можно, и еще твердить постоянно, что она вот как облагодетельствовала.
На заре шестеро молодцов, рыбаков по промыслу, выросших на Каме и привыкших обходиться с нею во всяких ее видах, каждый с шестом или багром, привязав
за спины нетяжелую поклажу, перекрестясь на церковный крест,
взяли под
руки обеих
женщин, обутых в мужские сапоги, дали шест Федору, поручив ему тащить чуман, то есть широкий лубок, загнутый спереди кверху и привязанный на веревке, взятый на тот случай, что неравно барыня устанет, — и отправились в путь, пустив вперед самого расторопного из своих товарищей для ощупывания дороги.
Как только она это сказала — мое тройное ощущение
за себя и других кончилось. Теперь я видел и понимал только то, что видел и слышал. Ганувер,
взяв руку женщины, медленно всматривался в ее лицо, как ради опыта читаем мы на расстоянии печатный лист — угадывая, местами прочтя или пропуская слова, с тем, что, связав угаданное, поставим тем самым в линию смысла и то, что не разобрали. Потом он нагнулся и поцеловал
руку — без особого увлечения, но очень серьезно, сказав...
Артист из драматического театра, большой, давно признанный талант, изящный, умный и скромный человек и отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну читать; певец из оперы, добродушный толстяк, со вздохом уверявший Ольгу Ивановну, что она губит себя: если бы она не ленилась и
взяла себя в
руки, то из нее вышла бы замечательная певица; затем несколько художников и во главе их жанрист, анималист и пейзажист Рябовский, очень красивый белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, имевший успех на выставках и продавший свою последнюю картину
за пятьсот рублей; он поправлял Ольге Ивановне ее этюды и говорил, что из нее, быть может, выйдет толк; затем виолончелист, у которого инструмент плакал и который откровенно сознавался, что из всех знакомых ему
женщин умеет аккомпанировать одна только Ольга Ивановна; затем литератор, молодой, но уже известный, писавший повести, пьесы и рассказы.
Надя.
Взял ее
за руку и — так грустно — сказал: «Такая вы красивая, образованная
женщина, смотреть на вас приятно, а вы — ругаетесь. Разве мы вас обидели?» Он очень хорошо сказал, так… от души! Ну, а другой, — он действительно… Он сказал: «Чего ты с ними говоришь? Разве они что-нибудь могут понять? Они — зверье!..» Это мы зверье — я и она! (Смеется.)
Женщина сердито
взяла его
за руку и вышла вон.
— Не обижайте. Ежовый у меня облик. Таким уж воспитался. А внутри у меня другое. Не все же господам понимать, что такое талант, любить художество. Вот, смотрите, купеческая коллекция-то… А как составлена! С любовью-с… И писатели русские все собраны. Не одни тут деньги — и любви немало. Так точно и насчет театрального искусства. Неужли хорошей девушке или
женщине не идти на сцену оттого, что в актерском звании много соблазну? Идите с Богом! — Он
взял ее
за руку. — Я вас отговаривать не стану.
Лизавета Петровна поразила меня! Я схватилась
за ее
руку и впилась в нее глазами, точно желая
взять у нее, занять хоть на минуту ее душевную силу. Она пошла прямо к одной из
женщин, сидевших на диване, к самой красивой; подошла, назвала ее по имени, поздоровалась, села рядом с нею и заговорила как ни в чем не бывало.
— Едва ли кто может любить и когда-нибудь любил так
женщину, как люблю ее я! — воскликнул Дмитрий Павлович,
взяв за руку Дубянскую и нежно смотря на свою невесту.
Ей следовало бы остановить Ихменьева,
взять его
за руку, показать ему, что она возмущена не менее его, излиться ему, как
женщина, страдающая от потери уважения к мужу.
Павел подхватил ее
за руку и повлек, и плечо
женщины неловко забилось об его грудь. Она смеялась и шла не в ногу, и теперь видно было, что она слегка пьяна. У ворот одного дома она высвободила
руку и,
взяв у Павла рубль, пошла добывать у дворника водки.